Южный мост обеспечивает работу. Проблемы с южным мостом

Князь Константин Муромский

Среди русских святых блаженный князь Константин и сыновья его Михаил и Федор занимают особое место в ряду мучеников, отдавших жизнь за веру.

Князь Константин Муромский был потомком крестителя Руси – великого князя Киевского Владимира Святославича.

Достигнув совершеннолетия, Константин просил у своего отца Святослава, князя Черниговского, дать ему в удел город Муром, чтобы просветить этот край, населенный одними язычниками, и принести в него свет христианства.

Князь Святослав не сразу дал свое согласие, зная суровый нрав муромских язычников и опасаясь за жизнь Константина. Помнил он и о том, сколько усилий приложил святой Глеб, чтобы донести до тамошних жителей огонь истинной веры, но так ничего и не добился и все свое недолгое княжение провел не в самом Муроме, а в резиденции неподалеку от города. После его мученической смерти в 1015 году Муром долго не имел князя. Делами Муромской земли управлял сначала наместник великого князя Киевского, а когда в 1024 году Муром вошел в состав Черниговского княжества – наместники черниговских князей. Наместников больше волновали подати, собираемые с богатого торгового города, каковым был Муром, и язычество оставалось по-прежнему сильным. Между тем соседи – болгары – старались включить Муром в зону своего влияния. И даже сумели занять его в 1088 году, впрочем, очень ненадолго. Зная об этом, «князь Константин, слыша о Муроме, яко велик и славен и множество людей живущих в нем и богатством всяким кипящий», обратился к отцу с просьбой отдать ему Муром. Осознав, что Константин решился на это для святой веры, князь Святослав дал свое согласие. И вот в 1192 году Константин, получив благословение митрополита, вместе с сыновьями своими Михаилом и Феодором, духовенством, войском и слугами вышел из Киева и пришел к городу Мурому.

Когда до города осталось уже немного, князь Константин отправил к муромцам вперед себя своего старшего сына Михаила с небольшим отрядом – как посланца своей доброй воли, уговорить горожан не противиться ему. Однако язычники убили княжича и ехавших с ним и бросили тела у ворот города. Они готовы были убить и самого князя, но увидев, что тот пришел с большой дружиной, покорились силе и приняли его.

Неизвестно, что случилось с непосредственными убийцами Михаила и были ли они вообще найдены, но всему городу Константин мстить не стал. И даже не принудил жителей принять веру Христову, хотя мысли об их просвещении не оставил. На месте убиения Михаила князь поставил церковь Благовещения Пресвятой Богородицы. И не раз Константин призывал к себе городских старейшин, убеждая их отринуть язычество и принять истинную веру, а к простым горожанам обращалось с проповедью духовенство, прибывшее с князем.

Волхвы были недовольны распространением новой веры, и однажды толпа ярых язычников, вооружившись мечами и дрекольем, собралась у княжьих палат, призывая Константина выйти к ним на расправу. Князь вышел, но не с оружием, а с иконой Муромской Божьей Матери. Это так поразило и смутило язычников, что ярость оставила их, и они сами пожелали принять крещение. Князь позаботился, чтобы крещение муромцев было совершено торжественно, со всеми необходимыми обрядами, на реке Оке – так же, как великий князь Владимир крестил киевлян в Днепре. Константин щедро одарил крестившихся – одеждой, деньгами, а кого и вотчинами. Вскоре князь построил еще один храм – в честь святых Бориса и Глеба.

В утверждении новой веры среди муромцев и избавления их от «прелестей идольских» Константину ревностно помогал его старший сын, князь Феодор. Крестив муромцев, князь Константин «заповеда ставити церкви в городе и в селах и монастыри мужския и женския», построил в городе Спасский монастырь и учредил в Муроме епископскую кафедру. Схоронив в 1223 году жену Ирину, князь более не женился, проведя остаток жизни в истинной вере и непорочности во всем, являясь всегда защитником бедных и сирот. Спустя девять лет после смерти княгини, которая ныне почитается в качестве местной святой, князь Константин скончался и был погребен в церкви Благовещения рядом с сыновьями, блаженными Михаилом и Феодором.

В 1351 году князь Георгий Ярославич, восстанавливая запустевший от татарских набегов Муром, отстроил заново и церковь Благовещения Пресвятой Богородицы, после чего у каменных гробов Константина и сыновей его стали совершаться чудеса. Благодаря усилиям митрополита Макария, Константин и его сыновья были причислены к лику святых на церковном соборе в 1547 году. В 1553 году Иоанн Грозный, идя в поход к городу Казани, пробыл в Муроме две недели. И дал обещание построить каменную церковь взамен деревянной. Начав строительство, нашли мощи святых князей, для которых определили место в нише церковной стены по окончании строительства. Царь повелел тогда епископу Рязанскому Гурию освятить новый храм и прислал к освящению его различную церковную утварь. При церкви основан был Благовещенский монастырь. И еще немало иных чудес проявили мощи святых князей Муромских.

Вот и еще одно житие святых в современном переложении прочитано. И снова вопрос – все ли правда здесь?

Еще в XIX веке историки попытались привести житие Константина Муромского в соответствие с иными источниками. Однако названные в житии даты, разнящиеся в разных редакциях (например, прибытие Константина обозначено в них 1192-м, 1215-м и 1223 годами), а кроме того, фразы о двух столетиях между крещением Киева и крещением Мурома (как и о том, что крещение Мурома «вскоре после святого Владимира») никак не сходились ни между собой, ни с тем, что написано в сохранившихся летописях.

Дело в том, что никогда и нигде не упоминался применительно к Мурому князь Константин. А имя жены его – Ирина – позаимствовано автором жития у супруги Константина, но не муромского князя, а византийского императора.

В означенный в житии период, то есть в 1192–1232 годах, согласно летописям в Муроме правили совсем другие князья. Не буду перечислять всех, достаточно одного – Давыда Юрьевича. Того самого, который княжил в 1203–1228 годах и которого вместе с его супругой старательно отождествляют со святыми Петром и Февронией. Странно, однако, что, хотя и Петр с Февронией, и Константин с сыновьями жили, получается, в одно и то же время в одном и том же месте и канонизированы одним церковным собором 1547 года, жития их в текстах своих никак не пересекаются.

К этому моменту мы еще вернемся, но сначала посмотрим – кого из реально существовавших князей отождествляют со святым Константином. В XIX веке перед авторами трудов по истории Русской православной церкви встал вопрос: кто такой Константин? По житию, его родословная берет начало от Владимира Святого, отца его звали Святославом, но ни в одной летописи никакого Константина Святославича нет. К слову, Никоновская и Воскресенская летописи приписывают крещение Мурома самому Владимиру Святому (с различием лишь в том, что Никоновская говорит обо всей Муромской земле, а Воскресенская – только о городе). Поиск среди известных потомков крестителя всея Руси по затейливой кривой вывел на муромского князя Ярослава Святославича, внука Ярослава Мудрого и правнука Владимира Святого, родоначальника всех муромских, рязанских и пронских князей.

Ярослав Святославич князем был не слишком выдающимся. Впервые упомянут был в летописях под 1096 годом, когда вместе с братом неудачно поучаствовал в борьбе за ростовский престол, после чего и оказался в Муроме – отсиживался, вовсе не мечтая о том, чтобы кого-то там крестить. В 1110 году «прославился» поражением от мордвы. В 1123 году Ярославу наконец повезло заполучить по старшинству черниговский престол, но всего четыре года спустя его согнал оттуда собственный племянник. Вернуть Чернигов не удалось – поддержавшие его поначалу князья в итоге договорились с «захватчиком», поход не состоялся, и Ярослав ни с чем вернулся в Муром, где и умер спустя два года. После смерти Ярослава Муромо-Рязанская земля разделилась. В Муроме отца сменил старший сын Юрий, который правил здесь до своей смерти в 1143 году. Средний сын Святослав вокняжился в Рязани, после смерти брата перешел в Муром, но и сам скончался через два года. Младший из братьев, Ростислав, стал первым пронским князем, потом перешел в Рязань, а после смерти Святослава занял престол в Муроме и княжил до своей смерти в 1153 году. Однако вернемся к необъяснимому тождеству Ярослава и Константина.

Отождествителей не смутила длинная цепь нестыковок, большую часть из которых списали на ошибки агиографа, а остальные просто проигнорировали. Например то, что Ярослав Святославич приехал в Муром в 1097 (а не в 1192) году, получив этот престол на съезде князей в Любече, и умер в 1129 (а не в 1232) году. Различие в именах «объяснили» тем, что, мол, Ярослав – имя, данное при рождении, а Константин – при крещении. То, что Ярослав был крещен как Панкратий, опять же оставили без внимания. Ярослав имел троих сыновей, которые все пережили своего отца, у Константина же, согласно житию, было два сына – один из которых был убит в малолетстве, а второй похоронен вместе с ним (возможно, был убит незадолго до смерти отца). Заслуги перед церковью, приписываемые Константину, тоже перенесли на Ярослава. И даже жену Ярослава некоторые историки вслед за женой Константина именуют Ириной (откуда в нашей истории взялось это имя, я уже объяснил выше). Даже основание Спасского монастыря в Муроме приписали Ярославу. Хотя если учесть, что он прибыл в город в 1097 году, а монастырь упомянут в летописи под 1098 годом как действующий, а не только что основанный, то князь явно не мог построить его так быстро, учитывая возможные ошибки при пересчете дат, да и просто то, что ехал он туда не только монастырь строить. Кроме того, отец Ярослава умер в 1076 году и никак не мог дать ему своего согласия и благословения на отъезд в Муром через 20 лет после своей смерти. А Спасский монастырь, вероятнее всего, был основан либо святым Глебом, либо вскоре после его смерти. Историк Д.И. Иловайский, который тоже поддержал версию о тождестве Константина с Ярославом, высказал «все объясняющее» предположение, что Ярослав, мол, отправлялся в Муром дважды – при жизни отца и 20 лет спустя. Но тогда получается, что уже дети Ярослава были младенцами в 1097 году и не могли участвовать в крещении муромцев.

Но что привело к идее подобного отождествления? Всего лишь ощущение невозможности, даже абсурдности крещения русского города в конце XII века. То, что многие окраины Руси и после этого не были еще полностью христианизированы, во внимание не принималось.

Интересно присутствие среди сторонников идеи отождествления архимандрита Мисаила, настоятеля Благовещенского монастыря в Муроме. Хотя для священнослужителя, да еще и муромского жителя, логичнее было бы держаться версии исторической достоверности жития, Мисаил поддержал тех, кто утверждал, что Ярослав и Константин – одно лицо. И даже в своем «Опыте исторического исследования», опубликованном в 1906 году, написал, что у Благовещенского собора похоронен Ярослав, хотя к тому моменту уже было известно, что этого князя похоронили на территории муромского кремля. Мисаил тоже обвинил переписчиков жития, которые, мол, ошиблись годом (то есть должен быть 1092-й от Рождества Христова, или 6600-й, а не 6700-й от сотворения мира) и крестильное имя не то указали (Константин вместо Панкратия). По всей видимости, для Мисаила тот факт, что даже спустя двести лет после прихода христианства на Руси оставались язычники, был более неприемлем, чем отказ от веры в реальность святого, которому до этого истово молился. Иначе как он мог написать следующее: «Отодвигать принятие Муромом христианства к началу XIII века, как это делает житие, мы не имеем никаких оснований. Совершенно не естественно, что в Муроме в течение столетия (с 1097 до 1192 или даже до 1223 года) существовала религиозная рознь между правящим классом и народом. Христианство утвердилось в ближайших к Мурому областях – Ростовской и Суздальской». В запале полемики он даже сделал вывод, что «годы… не могут быть даже приблизительно верными, а другие данные тоже противоречивы. В летописях князя Константина не значится».

В противоположность Мисаилу современный исследователь Г.В. Хлебов сумел, отталкиваясь от жития и текста на клеймах житийной иконы Константина, Михаила и Феодора, выстроить вполне непротиворечивую гипотезу о реальности Константина, жившего в начале XIII века, и нетождественности его с Ярославом Святославичем, княжившим столетием ранее. Хлебов предположил, что Константин не был правящим князем – в городе властвовали упомянутые летописями князья. Константин же прибыл в Муром с единственной целью – внедрения христианства среди язычников, никак на престол не претендуя. А сын его Феодор потому похоронен вместе с ним, что если сам Константин с Давыдом ладили, то этого нельзя было сказать об их сыновьях – и сын Давыда, заняв престол после смерти отца, позаботился об устранении возможного конкурента, ведь Феодор был княжьего рода и уж на муромский-то престол мог теоретически претендовать. А отцом Константина по версии Хлебова действительно был черниговский князь Святослав – только не Ярославич, а Всеволодович (умерший в 1194 году), который вполне мог в 1192 году благословить своего младшего сына на духовный подвиг – раз уж тот не мог претендовать ни на черниговский, ни на киевский престолы, ни на что-нибудь помельче. Логично, правдоподобно и даже красиво. Вот только у Святослава Всеволодовича не было сына Константина. На что Хлебов предположил, что Константин – крестильное имя Ярослава. Увы, но и такого сына у Святослава Всеволодовича летописи не упоминают. Что же тогда стало опорой для этой гипотезы? Всего лишь выловленная у В.О. Ключевского фраза «В XII веке Муромо-Рязанский князь Ярослав, младший сын Святослава Черниговского, стал князем-изгоем, вышедшим из общего порядка получения великокняжеского престола ввиду своего младшенства». Однако Ключевский, с одной стороны, нигде не назвал Святослава Черниговского Всеволодовичем, а с другой – прямо указал, что Ярослав был муромским князем. То есть речь шла о том самом князе, которого многие отождествляют с Константином – Ключевский всего лишь имел в виду, что большая часть его правления пришлась на XII век. Так единственная деталь, выдернутая из стройной конструкции, обращает ее в руины.